Подснежники. Глава 3

Глава 3

Дух Голтэ Эверэ

Когда Дина открыла глаза, она сразу поняла, что уже поздно, потому что мама гремела посудой, расставляя её на столе к ужину. Вероятно, было около семи часов вечера. Дина села, снимая с себя мягкий плед. Никлиса не было, и от этого ей вдруг стало уныло. Ей-то казалось, что он всё это время был здесь, рядом с ней, а оказывается, что нет… На кухне слышался радостный голос Игоря, который рассказывал Ольге обо всём что он узнал, съездив сегодня на конференцию по теме «Необыкновенные разновидности орхидей». По его восклицаниям Дина поняла, что он привёз с собой несколько горшков с какими-то особенными орхидеями и намеревался как можно скорее заняться их пересадкой.

Младшие сёстры играли на полу, Ира сидела в кресле и читала учебник по биологии. Дина встала и вышла к столу.

— Привет, — сказала Ольга, ласково обняв её. – Ты так сладко спала, что мы не стали тебя будить.

— Простите, я случайно заснула, — призналась Дина. – Никлис давно ушёл?

— Нет, около часа назад. Ты спала у него на плече, и он не хотел мешать тебе, но я отправила его домой, тоже ведь дела есть, — Ольга хитро прищурилась. – Садись ужинать.

Поев, Дина отправилась к себе в комнату. Столькое ещё нужно было сделать… Она поскорей разобрала свой рюкзак и села за уроки, про которые она совершенно забыла днём. В её комнате было полутемно, лишь настольная лампа озаряла тетради и учебники, да часть окна. В доме долго ещё стояли голоса домочадцев, потом все понемногу разошлись по своим комнатам и около полуночи все звуки вечерней жизни стихли. Дина занималась домашними заданиями до двух часов ночи, и всё это время её не покидала странная, давящая тревога. Она заметно ослабла после того, как Никлиса перевязали, но до конца не уходила.

Могла ли эта тревога на самом деле зависеть от его состояния? Дине стало не по себе от этой мысли. Чем дальше она от него, тем сильнее ей хочется быть с ним рядом, тем сильнее становится тревога. Дина решила провести эксперимент и дождаться, когда он оправится, чтобы проверить, уйдёт ли тревога тогда. Она потянулась, закрыла учебники и поднялась, чтобы забраться уже спать, когда ей вдруг стало страшно. Непонятно, необъяснимо страшно. Её не пугали тени или тёмное окно, просто таинственный страх забрался в душу и замер там, холодными пальцами сжимая сердце.

Дина потрясла головой. Откуда взялся этот страх? Что вообще с ней такое творится? Она поскорей натянула сорочку и спряталась под одеялом. Нужно поспать. Утром все мысли становятся на свои места, всё становится яснее, надо просто подождать. Но страх не уходил…

* * *

В ту ночь Дина спала плохо. Несколько раз она просыпалась, поскольку ей казалось, что ей становилось больно. Однако никакой боли не было. Проснувшись в половину седьмого, то есть за десять минут до будильника, Дина поняла, что не сможет больше оставаться в постели и стала собираться в школу. Несколько раз она с тайной надеждой выглядывала в окно на дорогу, надеясь увидеть там Никлиса и вместе с тем не ожидая его. Навряд ли он пойдёт сегодня на уроки.

Дождавшись завтрака и поев, Дина поскорей сунула руки в рукава пальто, завязала шнурки на кедах, схватила рюкзак и выскользнула из дома на помост. К её удивлению и радости Никлис как обычно поджидал её у калитки. Однако, пальто на нём сегодня не было, его заменила толстовка. Никлис стоял, опустив голову, сунув руки в карманы и уткнувшись до самого носа в шарф, несколько раз обмотанный вокруг шеи и закинутый за плечо. Он что-то ковырял на земле носком ботинка. Дина выбежала на дорогу и закрыла за собой калитку.

— Доброе утро, — сказал ей Никлис, выпрямившись и подняв голову.

— Привет! Ты пойдёшь сегодня в школу? – удивилась Дина, разглядывая его усталое, но всё равно улыбчивое лицо.

— Нет, я лишь провожу тебя, — отозвался Никлис. – Не уверен, что смогу отсидеть все уроки. Но я попробую прийти после уроков и встретить тебя, если хочешь.

— Давай, я буду рада, — Дина взяла его под руку, и они двинулись в путь.

По дороге Дина много и оживлённо говорила, рассказывала про причуды Игоря, который носился со своими орхидеями и всех дочерей называл «орхидейками», про макияж Иры, на который она тратит уйму времени, про идею мамы завести кота… Никлис рассеянно слушал её, но на все вопросы про здоровье отвечал нехотя и неопределённо, что Дину несколько встревожило. Когда они подошли к школе, ей совсем не хотелось расставаться с ним. Он казался ей сегодня грустным и несколько даже растерянным. Наверное, это не просто неважно себя чувствовать в незнакомом мире, в этом непривычном ему городе, но делать было нечего. Ей нужно было идти. Попрощавшись и пообещав не задерживаться слишком долго, Дина взбежала на крыльцо школы. У дверей она оглянулась. Никлис стоял у ступенек и смотрел на неё с ободряющей улыбкой на бледном лице.

Дина вздохнула и вошла в школу. Она скользнула в раздевалку, потом к расписанию и отправилась на свой урок. Перед самым кабинетом её тревога внезапно переросла в настоящую боль, так что Дина даже остановилась и прижала руку к груди. Её охватило непреодолимое желание повернуться и броситься назад, на улицу, к другу, он в беде!.. Дина протёрла глаза и тихо сказала себе:

— Так… Тебе это всё кажется, как обычно! Живо возьми себя в руки!..

И она вошла в кабинет.

* * *

Отсидеть уроки с этим непереносимым чувством беды оказалось целым испытанием. Внимание было рассеянным, все мысли обращались куда-то в глубину души, Дина прислушивалась к этой неутихающей тревоге и говорила невпопад. Наконец, в конце дня, получив замечание за невнимательность на физике, она бросилась уже было в раздевалку, но ей помешал Дима Туна. Он весь день не смел заговорить с ней, но после звонка догнал и остановил.

— Дина… — произнёс он виновато. Дина удивлённо взглянула на него.

— Дина, ты это… прости меня, что ли, — пробормотал Дима. – Я мешал тебе вчера, мне стыдно… Правда, стыдно.

— Ну что ж, стыд благородное чувство, — сказала Дина. – Я тороплюсь, давай побыстрей.

— Слушай, передай Нику, пожалуйста, — Дима протянул ей узкий конверт.

— Ладно, передам, — Дина сунула конверт в рюкзак.

— И… спасибо ему ещё раз передавай…- сказал Дима.

— Ладно. Всё?

— Да.

— Ну, пока, — и Дина побежала в раздевалку.

Ни на крыльце, ни у крыльца никого не было, и Дина сразу, прежде чем вышла из школы, знала, что никого и не будет. Тревога подгоняла, и Дина быстро шагала домой. В голове теснились неприятные мысли. В окнах дома Никлиса не было света. Дина фыркнула по поводу этого вывода, поскольку солнце стояло ещё высоко и незачем было ожидать этого света. Дина пробежала по помосту и скользнула в дом. Скинув кеды, она взволнованным вихрем, вся растрёпанная, ворвалась в гостиную. Глазам её предстала мирная картина: Ольга и трое её младших дочерей сидели перед камином, оживлённо беседовали с Никлисом и пили чай.

У Дины отлегло от сердца, однако в её голове возникла мысль о том, что она опять сходит с ума. Что ей такое тогда почувствовалось там, у кабинета перед началом уроков? Очевидно, это на самом деле порывы какого-то любовного сумасшествия, о которых пишут в книгах. Она влюбилась и теперь теряет голову, вообще здорово!.. Дина еле удержала порыв хлопнуть саму себя по лбу, чтобы выбить из головы эту дурь. Она глубоко вздохнула и сказала:

— Привет всем.

— А, привет, дорогая. Садись, выпей чаю. Обедать будем через час, — произнесла Ольга, улыбаясь.

— Ладно, — Дина плюхнулась на диван рядом с другом.

— Я разделался с Владимиром, — заявил Никлис довольно.

— С каким Владимиром? – опешила Дина.

— С тем, который тебе жить мешал, кажется, ты так говорила, — пояснил Никлис. – Когда я проводил тебя в школу, он подкараулил меня на пути домой, и мы подрались. Досталось обоим хорошо, но мне удалось зажать его, и он признал моё первенство. Правда, меня сильно ударили в плечо, и я заходил к Ольге Алексеевне, хотел проверить, всё ли в порядке.

— И всё далеко не в порядке, — добавила Ольга.

Дине стало страшно. Та странная боль возникла именно перед самым началом уроков, вероятно, тогда Никлис и подрался…

— Я предлагаю Никлису пожить у нас в гостевой комнате, — сказала Ольга. – Пока не заживёт плечо.

Дина вопросительно взглянула на друга. Никлис забавно вскинул свои треугольные брови и ответил:

— Я не уверен, что это хорошая идея. Всё-таки вы семья, я буду мешать вам…

— Не будешь ты мешать, — фыркнула Дина. – Нам важно, чтобы ты поправился.

— Ну-у… Давайте так: если вечером будет хуже, я останусь, — сказал Никлис.

— Хорошо, вот и отлично, — согласилась Ольга и встала. – Будешь с нами обедать?

— Не откажусь.

Ольга улыбнулась и ушла на кухню, сёстры куда-то разбрелись, а Дина предложила:

— Пойдём ко мне наверх?

Никлис покорно поднялся и последовал за ней по лестнице. Оказавшись в комнате, Дина сообразила, что забыла заправить постель утром и поспешила сделать это, кинув под стол свой рюкзак. Никлис, сунув руки в карманы джинсов, осторожно вошёл вслед за ней. Солнечный свет озарил его веснушчатое лицо, яркие волосы и белую в зелёную и коричневую клетку рубашку. Увидев, как блики света растекаются по скулам и подбородку друга, Дина ощутила необходимость как можно скорее нарисовать его.

— Сядь сюда! – попросила она, выдвинув на середину комнаты, в самое солнечное пятно, табурет. Никлис уселся на него, сцепив пальцы, и удивлённо, сильно щурясь, посмотрел на подругу.

Дина схватила со стола свой альбом, села напротив него и принялась рисовать. Рука, шурша, скользила по бумаге и плавно, быстро чертила линию за линией. Дина рисовала сейчас не руками, а всей своей душой. Она была поглощена этой работой, и Никлису оставалось лишь смотреть на неё, ожидая объяснений. Однако Дина молчала. Её взгляд скользил, внимательно изучая каждую неровность, по пушистым треугольным бровям, по тонким складочкам, собравшимся на лбу и переносице от того, что Никлис щурился, по большим суженным глазам и частым рыжим ресницам, из-за которых, поблёскивая на свету, горели два зелёных огонька.

Вскоре их позвали обедать, но набросок был уже готов. Около пяти часов вечера, когда солнечные лучи сместились и ослабли, Дина закончила свою работу. Никлис терпеливо сидел перед ней, не шевелясь, вот уже несколько часов. Дина позволила ему почитать одну из книг в её библиотеке, и с книгой в руках на её взгляд он выглядел ещё волшебнее. Наконец, Дина последний раз постучала кисточкой по краю банки с водой и отложила её. Рисунок вышел светлым и пронизывающим, как лучи того яркого весеннего солнца и как зелёные огоньки глаз, сквозящие через рыжие ресницы.

— Вот, — Дина протянула альбом другу.

— О-о, — Никлис взял его и устроил у себя на коленях.

— Узнаёшь себя? – Дина улыбнулась.

— Через зеркало твоих глаз, да, — сказал Никлис и посмотрел на неё, глубоко скользнув взглядом прямо в её душу. Но заглянув в неё, он открыл для неё себя, и она удивлённо почувствовала, что он очень изнурён.

— Как ты себя чувствуешь? – спросила Дина с тревогой в голосе.

— Нормально, — ответил Никлис, смутившись и часто заморгав. – Если честно, мне очень нравится твоя комната. Здесь так много…

— Тебе плохо?

Никлис замолк и недоумённо посмотрел на неё.

— Извини, но мне почему-то кажется, что тебе больно… — заметила Дина. Это был голос её души, её невыносимой тревоги, ни на миг не покидавшей её с той минуты у реки. В глазах Никлиса снова промелькнул радостный огонёк, но взгляд его был тускнее, чем обычно.

— Удивительно, что ты поняла это, но у меня на самом деле довольно сильно ноет плечо, — сказал он.

Дина окинула взглядом слабый болезненный румянец на его щеках, повисшие кончики ушей и влажные глаза и быстро коснулась его лба рукой. Никлис вздрогнул от её прикосновения, но не отпрянул.

— Пойдём вниз, — предложила Дина. – Мне кажется, тебе стоит померять температуру…

Никлис вздохнул.

— Ладно, — он снова взглянул на альбом у себя в руках. – Ты очень здорово рисуешь. Это… просто удивительно.

— Спасибо, — Дина с улыбкой взяла альбом. 

— Мама пыталась научить меня рисовать, — заметил Никлис. – Но меня это не заинтересовало… А она сама очень, очень много и хорошо рисует. Сколько я себя помню, она всегда рисовала, кроме одной недели, как раз после гибели моего брата. Она не вставала несколько дней, а потом вдруг поднялась и начала какую-то очень большую и печальную работу, и благодаря этому понемногу пришла в себя и всё вернулось в норму. У искусства есть удивительная способность исцелять…

— Это так, — Дина согласно кивнула. – Через искусство можно выразить всё, что ни есть на душе.

Она взглянула на свою работу и прижала её к груди:

— И выражаются все эти мысли неосознанно.

Снизу послышались голоса. Ольга звала всех ужинать.

— Ты права, — сказал Никлис. – За это мне нравятся люди, которые умеют творить.

Дина, про себя смеясь и чувствуя, что её уши готовы снова вспыхнуть, отложила альбом и заметила:

— Пошли поедим! Быть может, твоё бессмертное тело почувствует себя чуть лучше после ужина!

— Всё может быть, — усмехнулся Никлис и поднялся. – Идём.

Дина выключила лампу, и они вместе спустились в гостиную. Ольга расставляла на столе тарелки, а за ней бегала хвостом Ира, болтая:

— Мам! Когда папа с конференции вернётся?.. Поздно?.. Ну вот! У меня тут вопросы по биологии!.. Что?! Спросить Динку? Мам, ты вообще, ты думаешь она меня чему научит?.. Старше? Ну и пусть, у меня вообще анатомия сплошная, а не кусты всякие!..

Дина прервала её бесконечную речь вопросом о том, где хранится термометр и тут же была допрошена, зачем он нужен. Услышав объяснение, Ольга покачала головой.

— Термометр в шкафчике на кухне, как обычно, найдёшь, — сказала она. Дина отправилась на кухню на поиски.

Получив термометр, Никлис уселся на облюбованный им диван и закинул ногу на ногу. Ира, не желая спрашивать сестру, но догадываясь, что по знаниям Никлис должен быть её ровесником, подошла к нему со своими вопросами по биологии. Никлис охотно принялся ей что-то объяснять про строение лучевой кости и работу суставов. Дина, помогая маме накрывать на стол, пристально наблюдала за своей сестрой, словно кошка с подёргивающимся кончиком хвоста. Ире было достаточно сделать хотя одно неверное движение, и ей грозила бы перепалка со старшей сестрой.

В гостиной было полутемно, горели лампы вокруг камина, да бледная люстра над столом. Чашки, ложки и соусницы поблёскивали в её лучах холодным искусственным светом. Дина помогла маме разложить на тарелки варёный рис и кусочки жареной трески в кляре, расставить для всех стаканы с водой. Наконец, всё было готово, и Ольга позвала всех к столу.

— Ну, что там у тебя? – спросила она Никлиса. Тот молча протянул ей термометр и уселся возле стола.

— М-да, — протянула Ольга, встряхивая термометр. – Нехорошо. Останешься ночевать.

— Но…

— И никаких «но» или «нет»! Останешься на ночь, нечего тебе быть там одному в этом сыром доме! Если нужны какие-то вещи после ужина сходишь, возьмёшь все, — строго сказала Ольга.

— Но это нормально, — заметил Никлис виновато. – Меня и в прошлую ночь лихорадило, в этом нет ничего странного…

— Почему ты не сказал сразу? – возмутилась Ольга.

— Потому что это не странно. Было бы странно, я бы сказал. Ведь это довольно крупная рана и, конечно, она воспалилась, — наивно пояснил Никлис.

— Ладно, потом ещё об этом поговорим. Садитесь все!

Дина устроилась рядом с другом, сестры вокруг, мама, как обычно, на левом конце стола. Все сразу же принялись за еду, все, кроме Никлиса, в замешательстве помедлившего несколько секунд. Однако, методично разломав кусочек трески и попробовав рыбу, он восхищённо посмотрел на Ольгу и сказал:

— Это волшебный ужин, Ольга Алексеевна, благодарю вас!

— Я рада, что тебе нравится, — Ольга засмеялась.

— Вы всегда так вкусно готовите!

Дина почувствовала на себе его взгляд и подняла голову.

— А ты так умеешь? – поинтересовался Никлис, улыбаясь и покачивая вилкой в воздухе.

— Ну как сказать, мама учила меня кое-чему! – фыркнула Дина.

— Просто в наших традициях дочери всегда обучаются приготовлению пищи от матерей, но сыновей они почему-то не удосуживаются учить, в результате чего, когда я впервые в жизни оказался на собственной кухне, я не знал даже как правильно варить картошку, что уж говорить о мясе или супах… На самом деле я люблю готовить, теперь я научился, но для этого потребовалось собственное желание, — пояснил Никлис, и его уши, и без того горящие, ещё ярче вспыхнули.

— М-да-а, — согласилась Дина. – И давно тебе самому готовить приходится?

— Пару лет уже, — Никлис вздохнул.

— Тебе, вообще, самому сколько лет, если не секрет? – осторожно полюбопытствовала Дина.

— Мне сто восемь.

— Ого… — удивилась Ольга. – Быть не может…

— Я эльф.

— А как это так получилось?.. В Эльвии время шло быстрее, чем здесь? – поинтересовалась Дина.

— Именно.

— То есть, мы с тобой не виделись ровно девяносто четыре года по твоему исчислению?..

— Ага.

— Я бы не вынесла… — призналась Дина. – Так долго ждать. Так вот почему ты отвечал так часто на мои письма!

— Я получал их раз в месяц, не чаще, — Никлис пожал плечами. – Эльфы умеют ждать.

— Заметно.

Они замолчали и принялись за еду.

* * *

После ужина Дина села за уроки, поскольку опять потратила всё своё время днём на другие занятия, а Никлис ушёл к себе за вещами. Из своей комнаты Дина слышала, как он вернулся и как Ольга показала ему гостевую комнату, дверь в которую находилась как раз напротив двери Дины. Все эти движения и тревога, продолжавшая легонько, но уверенно сжимать сердце, не позволяли Дине сосредоточиться на уроках и, не выдержав, она собрала учебники и осторожно вышла в коридор. Дверь в гостевую комнату была приоткрыта, и свет оттуда озарял тёмные доски пола. Прижав книги к себе, Дина тихонько постучалась и шагнула в комнату, на жёсткий половик, постеленный перед кроватью. Никлис, который стоял у стола у дальней стены комнаты, обернулся.

— Извини, — Дина почувствовала себя жутко наглой и даже несколько глупой. – Извини, я хотела спросить тебя…

Она замялась и потупилась.

— Да? – Никлис улыбнулся.

— Мне… мне тревожно, — сказала, наконец, Дина, сгорая от смущения. – Я никак не могу сосредоточиться, пока ты так далеко… Я хотела пригласить тебя ко мне в комнату, но я могу и за столом здесь доделать мои уроки…

— А, — Никлис сдвинул на угол стола какую-то коробочку и добавил: — Мне пока стол вообще не нужен.

— Извини, что нарушаю твоё личное пространство…

— Ничего. Только что мне надо сходить вниз и заварить вот это, — Никлис показал ей чашку и завёрнутые в марлю травы в ней.

— Хорошо, — ответила Дина. – Я и забыла, что ты травами лечишься. Это так здорово.

— С травами есть некоторые сложности, — вздохнув, заметил Никлис. – Я никогда не пробовал использовать вашу медицину, так что сравнивать трудно. Точнее, я испытал её на себе однажды и больше никогда не соглашусь на неё…

— Почему?

— Потому что мне она совершенно не помогает, — пояснил Никлис. – Она сделала что-то с моей головой, так что я проспал почти сутки, но помочь совсем не помогло…

— Хм, — Дина покачала головой. – Быть может, ты просто не привык к ней? Мне казалось, тётя Света обезболивала тебе рану, когда накладывала швы. Как ты к тому отнёсся?

— Это было неприятно, — признался Никлис. – Но ты знаешь, в этот раз я был удивлён, потому что мне анестезия обычно не очень помогает. Когда мне её делают, я всё равно чувствую боль, хотя и не так сильно, и я думал, это все так, а оказывается нет… Я сказал ей об этом, и она объяснила, что так как я рыжий, мне скорей всего просто недостаточно обезболивающего давали раньше. Видимо, в Орлинде ещё не знают о таком факте, и используют одинаковую анестезию и для рыжих, и для русых… Но потом у меня всё равно до вечера кружилась голова, обычно такого не бывает.

— М-да…

— Ну ладно, я сейчас, — Никлис ушёл.

Дина уселась за столом и осторожно заглянула в его коробочку, где среди многочисленных перегородок лежали сушёные и толчёные травы, ягодки, корешки и веточки, и даже какая-то колбочка с пробковой крышкой. Когда Никлис возвратился в комнату, с ароматно пахнущим травяным чаем в кружке, и уселся на большой двуспальной кровати, Дина почувствовала себя спокойнее. Она могла всегда обернуться и увидеть, что с ним всё в порядке.

Дело пошло куда быстрее, и Дина ощутила успокоение от того, что уроки снова поддаются ей. В комнате витал необычный, но очень приятный аромат трав. Основной свет Никлис выключил, оставив лишь лампу над кроватью, да у Дины было освещение над столом. Около девяти вечера, сделав себе перерыв, она повернулась на стуле и взглянула на друга. Никлис лежал ничком на покрывале поперёк кровати, устроив перед собой книгу и молча читал. На нём была длинная белая сорочка со свободными рукавами и узкие тёмные штаны до самых щиколоток. 

— Как самочувствие? – спросила Дина. Никлис поднял голову и взглянул на неё влажными глазами.

— Нормально, — сказал он.

— Вообще, во сколько ты ложишься спать? А то я сижу тут…

— Это ничего, — отозвался Никлис. – Мне хватает трёх часов сна пару раз в неделю, так что я могу не спать до двух часов ночи, а могу не спать вообще…

— А-а, — протянула Дина. – Ты же эльф…

— Ага. К несчастью, лихорадки эльфов не обходят, так что сегодня я намеревался подремать ближе к полуночи, — пояснил Никлис.

— Ладно, думаю, к полуночи я закончу, — Дина засмеялась.

Никлис подтянул руки под себя и сел.

— Мама собиралась зайти к половине десятого, — вспомнила Дина. – Мне остаться или тебе будет спокойнее, если я уйду?

— Ты можешь остаться, ничего такого, — отозвался Никлис. – Честно, я думал вчера вечером, я умру от этой лихорадки!

И он засмеялся, что очень плохо сочеталось с последней его фразой.

— Да уж! – фыркнула Дина. – Я вообще поражена, как ты отважился туда прыгнуть. Ни секунды не медлил…

— Бывают в жизни моменты, когда знаешь, что, если не рискнёшь, до конца будешь себя винить, — произнёс Никлис задумчиво. – Я не думал о том, что это может быть опасно, некогда было.

— Это было впечатляюще, — заметила Дина.

— Что бы я делал без Голтэ Эверэ, — Никлис растянулся на кровати, закинув руки за голову. – Она даёт мне силы.

Дина, улыбаясь, смотрела на него, и ей было тепло от его слов. В комнату вошла Ольга.

— Надеюсь, я не помешала сокровенному разговору, — усмехнувшись, спросила она.

— Нет, мама! – Дина фыркнула, а Никлис снова уселся и рукой распустил косичку, удерживавшую его волосы зачёсанными со лба назад. Ольга села на край постели, дала ему термометр и потребовала снять сорочку. Никлис покорно стянул рубашку через голову, и Ольга занялась перевязкой. Дина краем глаза наблюдала за ними, про себя тихонько восхищаясь красотой складного и гибкого мускулистого тела своего друга. По какой-то причине её крайне поразила полупрозрачная россыпь золотистых веснушек прямо у него на плечах и немного на локтях. Нигде больше, кроме лица, таких замечательных веснушек не было.

— Да, воспаление довольно сильное, — Ольга вздохнула и намочила кусочек ваты йодом. – Интоксикация может быть сильнее, чем ты думаешь. У меня есть кое-что, что снимает воспаление, не хочешь попробовать выпить?..

— Нет, спасибо, — отказался Никлис, вздрагивая и морщась от сжавших его плечо пальцев Ольги. – Я не знаю, как ваше лекарство на мне может отразиться и к тому же я уже выпил травы, которые могут мне помочь.

— Если воспалится сильнее я отвезу тебя к врачу, — строго сказала Ольга.

— Пожалуйста, не надо! – взмолился Никлис. – И, если этой ночью я буду бредить, пожалуйста, не давайте мне никаких лекарств, это может сделать всё только хуже!.. Просто… на меня бред очень легко находит, вы не пугайтесь…

— Ладно, как можно тебе помочь?

— Водой и холодными тряпочками, — отозвался Никлис.

— У меня есть запас замороженных носовых платков, это подойдёт?

— Ага…

— Ну, хорошо, мы постараемся оставаться в рамках твоих методов, — сдалась Ольга. – Вот так, сейчас сделаю повязку и можешь отдыхать.

— Спасибо.

Наконец, с перевязкой было закончено, и Никлис вернул Ольге термометр.

— Я принесу тебе воды, — сказала она со вздохом. – И замороженный платок.

Никлис признательно посмотрел на неё своими усталыми зелёными глазами. Дина с тревогой наблюдала за ними. Ольга вышла из комнаты и притворила дверь, а Никлис, поспешно забравшись обратно в сорочку, снова растянулся на кровати и закинул руки за голову.

— Я могу чем-то помочь? – спросила Дина тихо.

— Пока что нет, — отозвался Никлис. – Пока остаётся только ждать…

— Хорошо, — Дина вернулась к своим урокам.

Некоторое время Никлис спокойно лежал на постели и читал, закинув ногу на ногу. В этом молчании они сидели довольно долго. Около одиннадцати вечера Дина, наконец, закончила уроки, потянулась, выключила лампу и взяла свои учебники. Никлис лежал, опустив книгу на грудь, и смотрел в потолок грустными глазами. Дина остановилась возле кровати и негромко спросила:

— Как дела?..

Никлис медленно, болезненно морща переносицу, взглянул на неё.

— Жить можно, — произнёс он. Дина стащила с его лба подсохшую тёплую тряпочку, которую полчаса назад принесла Ольга, и сказала:

— Пойду, достану новую.

* * *

Когда Дина, вернув учебники на стол и отыскав в морозилке свежий платок, возвратилась в комнату, её сердце снова отдалось болезненной тревогой. Никлис лежал на спине, сложив на груди руки, и желтоватый свет лампы озарял его бледное, с ярким румянцем на скулах и ушах лицо. Дина села рядом на край кровати, тихонько потрогала его руку. Кожа была горячей и чуть влажной, но не сырой и скользкой, какой она обычно бывает с такой лихорадкой. Это Дину удивило и напугало. Никлис виновато смотрел на неё, не поднимая головы, и молчал.

— Держи, — Дина устроила жёсткий платок у него на лбу. – Я, наверное, позову маму…

— Хорошо, спасибо, — отозвался Никлис и закрыл глаза. Дина сочувственно вздохнула и сбежала вниз, в гостиную.

Следующие несколько часов Дина провела в мучительном волнении за друга. Никлис бредил, метался по подушке, время от времени произносил какие-то непонятные слова на эльфийском. Иногда лихорадку удавалось ослабить, и он приходил в себя, но эти мгновения передышки едва ли приносили облегчение. Дине ещё никогда не доводилось наблюдать такого. Никлис не отвечал, когда она звала его, не слышал и не понимал её слов.

Дина испытывала нестерпимую тревогу и не могла найти успокоение, не могла понять, как избавиться от неё. Прошёл час – положение не менялось. Никлис лежал на спине, раскинув согнутые в локтях руки в стороны, распластавшись на матрасе. Рукава его Ольга завернула, и Дина с тревогой и вместе с тем с непривычным удовольствием разглядывала его худые сильные руки, острые запястья и веснушки на локтях. Эти руки почему-то привлекали её внимание, и Дина осторожно потянулась и взяла своими маленькими пальчиками похолодевшую жёсткую ладонь друга.

Рука Никлиса слабо сжалась, и Дина почувствовала, что, если она захочет, она может помочь ему. Она плотно сцепила пальцы, обхватила ладонь друга двумя руками и замерла от изумительного ощущения, накрывшего её в тот же миг. Перед взглядом её воображения вставали странные, необъяснимые образы. Эмоции, вызываемые этими образами, Дина могла почувствовать и понять, хотя суть самих образов и даже их истинный облик был недосягаем для неё. Позже она даже не могла вспомнить, что конкретно она видела. Однако, перебивая безумные мысли и образы бреда собственными, ободряющими и заботливыми чувствами, Дина увидела, как весь этот муторный лихорадочный туман слабнет и рассеивается. Никлис открыл глаза.

— Дин… — он чуть приметно улыбылся, подёрнув уголки губ.

— Я с тобой, — сказала Дина, сердце которой часто колотилось от всего пережитого. – Не бойся.

Почему-то ей очень хотелось сказать, чтобы он не боялся. Она чувствовала, что она должна это сказать. Никлис снова прикрыл глаза, снова его брови изогнулись и собрали на лбу жалобные морщинки. Дина понимала, что эта моральная помощь не сможет удержать его в этом мире надолго, иллюзии забирали его к себе, они были сильней.

— Дина, — сказала Ольга, которая сидела на стуле чуть в стороне от постели, с некоторым недоверием и непониманием на лице наблюдая за ними. – Это может продолжаться очень долгое время, нет смысла так изматывать организм… Я настаиваю на лекарстве.

— Мам, это рискованно, — Дина вздохнула. – Как Ник правильно сказал, от лекарства может стать только хуже.

— Но без лекарства будет тоже не очень хорошо. От жаропонижающего не должно быть никаких побочных эффектов, давай рискнём, — предложила Ольга.

— Ну-у… — Дина сжала ладонь друга и задумалась. Мама врач, она должна знать такие вещи… — Ну ладно, давай попробуем. Может, половину обычной дозы для начала?

— Давай, — согласилась Ольга.

Дина снова прикрыла глаза и снова ощутила испуг и мутное, душное ощущение колеблющегося, непредсказуемого пространства иллюзий и беспамятства. Никогда ещё она не испытывала подобного. Ей казалось, что она, крепко вцепившись в ладонь друга, вытянула его разум наружу, из этого липкого бредового болота, и он жадно глотнул воздух, словно долго не мог дышать. Дина открыла глаза. Никлис молча смотрел на неё, и уголки губ его подрагивали в слабой улыбке.

— Сядь, — попросила Дина и потянула его на себя. Никлис сел, взгляд его был чистым, но Дине казалось, что он находится на волосок от того, чтобы провалиться обратно в эту жуткую утягивающую кашу бреда. Ольга, которая развела что-то в стакане с водой, подала его Никлису.

— Держи, выпей всё, — сказала она, взяв его за плечо.

— Что это? – тихо спросил Никлис, сделав несколько глотков.

— Вода, — ответила Ольга, и Дина бросила на неё тревожный взгляд. Никлис, несмотря на усталость и спутанность сознания, заметил это.

— Что это? – повторил он с укором в голосе.

— Выпей, — Ольга строго взглянула на него.

— Зачем?.. – прошептал Никлис, опустив стакан на одеяло. – Зачем вы делаете это?..

— Потому что я должна, — Ольга встала. – Ничего с тобой не случится от этого лекарства. Выпей и отдыхай.

Никлис взглянул на неё грустно, виновато и вместе с тем упрямо.

— Пей, иначе я не позволю Дине с тобой общаться! – вдруг произнесла Ольга. Дина в ужасе уставилась на неё, а Никлис зажмурился и поморщился так, словно его ударили. Сжав стакан нетвёрдой рукой, он залпом осушил его и протянул Ольге.

— Вероятно, нам и так больше не придётся общаться… — произнёс он тихо и лёг обратно на подушку. Ольга только с улыбкой покачала головой, а Дина, с сердцем, колотящемся в самом горле, воскликнула:

— Ник, о чём ты?!..

Никлис уже не услышал её. Его разум словно выскользнул из её рук и снова провалился в тягучее вязкое болото бреда. Дина, задыхаясь от страха за друга, накатившегося на неё бессилия и отчаяния, припала к его одеялу и заплакала.

— Ну, что ты, дорогая моя?.. – Ольга погладила её по спине. – Всё хорошо закончится, незачем так убиваться. Подожди полчасика, сойдёт лихорадка.

— Мам, зачем… правда, зачем ты сделала это?..

— Дина, — Ольга села перед ней и взяла её за руки. – Не переживай. То, что он сказал – лишь игра воспалённого разума, ничего с ним не случится. Извини, что напугала тебя, но рыдать тут совершенно не о чем. Конечно, я не запрещу вам общаться из-за стакана с водой, ты же знаешь. Но, как видишь, это подействовало, он готов страдать ради тебя.

Дина смотрела на неё удивлённо и испуганно. Что вообще происходило с ней в эти последние несколько часов? Ей казалось, что она совершенно сходила с ума. Её «любовное сумасшествие» перешло в стадию этой способности понимать ощущения друга, и Дина не могла понять, как такое вообще может быть. Быть может, все так могут, когда тот, кого они сильно любят в беде?..

— Мам, ты, правда, думаешь я ему по душе?.. – тихо спросила Дина, оглянувшись на притихшего Никлис.

— О да, — Ольга лукаво улыбнулась. – Ещё как по душе. Думаю, я догадываюсь, зачем он пришёл в этот мир со скрытной причиной!..

Она встала, а Дина покраснела до ушей от её слов.

— Посиди тут, я скоро вернусь, — сказала Ольга и, поцеловав дочь в голову, вышла из комнаты.

Дина, окрылённая и встревоженная её словами, взглянула на друга. Никлис больше не метался, он уронил голову в сторону и лежал, чуть приоткрыв рот, часто дышал. Его огненные волосы, рассыпавшись по подушке и запутавшись на ушах, казались в полумраке комнаты непривычно тёмными. Дина осторожно коснулась рукой его горячего розоватого уха и скинула с него спутанную сетку волос. Никлис вздрогнул, тихо прошептал что-то и снова затих.

Некоторое время Дина просто молча сидела и поглядывала на часы. Никлис становился всё спокойнее, дыхание его стало выравниваться. Дина бережно и неуверенно тронула его руку. Кожа была не такой горячей, и Дина облегчённо вздохнула. Значит, лекарство действует должным образом, всё будет хорошо… В доме было тихо, с полуночи прошёл уже час, и Дине очень хотелось спать. Она чувствовала себя невыносимо уставшей. Вроде ничего такого утомительного сегодня не было, но тревога за друга всегда отнимает много сил. В половине второго часа ночи Дина поняла, что Никлис заснул. Лихорадка сошла, а дыхание стало ровным и чуть слышным.

Поднявшись, Дина набрала полную чашку воды и оставила её на тумбочке у кровати, потом оглянулась на друга, чтобы удостовериться что всё хорошо. Никлис лежал на спине, положив одну руку на грудь, а другую откинув в сторону. Дина тихонько подобрала край одеяла и подтянула его наверх, как следует укрыла друга. Она молча, улыбаясь, разглядывала бледное веснушчатое лицо, устало опущенные веки, пушистые рыжие треугольные брови. Сама не зная зачем, Дина склонялась всё ниже и ниже над постелью, а потом осторожно, дрожа от волнения, коснулась пересохшими губами тёплого лба Никлиса. Поцеловала и отпрянула, боясь, что он почувствовал, но он лишь чуть приметно улыбнулся во сне.

Дина вздохнула, выключила свет, тихо покинув комнату, притворила за собой дверь. Она метнулась к себе, прыгнула на кровать и уткнулась лицом в подушку. Что она сделала? Зачем она это сделала? Кто тянул её сделать это?.. Почему так приятно, так волшебно тепло от этого чувства? Такого чувства никогда раньше не было, всех этих чувств раньше не было, почему они появились и почему они такие тёплые?.. Дина не знала, что с собой делать и как принять это всё. Ей казалось, что она могла бы всю ночь просидеть там, у постели друга, и даже сон не смог бы прогнать её оттуда, но она знала, что это бессмысленно и странно для домочадцев. Всё это так смущало… Дине не хотелось делиться всем этим с окружающими, это были её чувства, и незачем остальным их знать, но как прекрасен был этот мир!..

Дина подняла голову. Шторы на её окне не были задёрнуты, и сквозь ветви яблонь она увидела звёзды на тёмном небосводе. Какая красивая яблоня, какие прекрасные звёзды, как хорошо, что лихорадки больше нет, и что прошла тревога… Дина не сразу осознала, что, когда Никлис задремал, эта тяжкая тревога, сдавливавшая сердце, ослабла. Она не ушла до конца, но больше уже не тяготила. Она превратилась во что-то новое, другое, странное, переменчивое чувство, которое предстояло ещё изучить.