Две недели войны. Глава 20

Глава 20

Пастырь Голтэ Эверэ

Никлис пересёк площадь, на ходу засунув пропитанный кровью платок в карман, и упёр руки в бока.

— Я здесь нужен? – спросил он, окинув своих друзей взглядом.

— Никлис? – удивился Нерольн, обернувшись.

— Он самый, — Никлис потёр щёку в попытке избавиться от запёкшейся крови и грязи, но у него ничего не вышло. – Прости, я сегодня в другой цветовой гамме, чем обычно… в серо-буро-малиновой, если быть точным.

— М-да, — протянул Нерольн.

— Эннаталь где-то там, — подала голос Дина, взволнованно взглянув на мужа. Линки уже снова сидел в корзинке за её плечами и тихонько зевал, закутанный в одеяльце.

— Вы пробовали искать? – осведомился Никлис.

— Немного… Мы попытались, хотели помочь, а потом Арольн выгнал нас сюда, а сам просто ходит кругами и всё пинает, — пояснила Дина. – Не даёт нам помочь.

— А… — Никлис посмотрел на своего обезумевшего друга, поднялся по обломкам и быстрым уверенным шагом подошёл к нему. – Арольн, пожалуйста послу…

Арольн не дал ему договорить. Повернувшись, он взмахнул рукой и ударил Никлиса тыльной стороной ладони в скулу так, что тот отшатнулся, потерял равновесие и сел на оказавшийся поблизости обломок балки. Ошеломлённый таким обращением, Никлис не смог даже возмутиться, только вскочил обратно на ноги. Он сделал глубокий вдох, выпрямился и рявкнул так, что сажа посыпалась с развалин:

— АРОЛЬН ЭЙНАНРОЭ!

На мгновение замерли даже люди на соседних домах, а Арольн уставился на своего рыжего друга так, словно только теперь увидел его.

— Арольн! Ты прекратишь это безумство немедленно! Ты пустишь своих друзей сюда и покажешь мне точно, где нужно искать Эннаталь! Нам необходимо знать точное место! Ты меня понял?! – Никлис стоял перед ним на вытяжку, маленький в тени Арольна, но твёрдый как скала.

— Э-э… да…

— Ты меня понял?! – повторил Никлис, и голос его, сорванный криками и дымом, звенел среди руин.

— Да, сэр, — произнёс Арольн машинально, постепенно вытягиваясь перед ним в струнку.

— Отлично, а теперь за работу! – Никлис указал на развалины, и Арольн последовал за ним, от удивления таращась прямо перед собой. Через несколько мгновений разум начал возвращаться к нему, и он тихо спросил:

— А ты кто по званию?..

— Капитан пограничной стражи, — отчеканил Никлис всё тем же железным голосом, посмотрев на своего друга суженными блестящими глазами.

— Э-э… Как так оказалось, что ты выше меня по званию?..

— Не знаю, сейчас это неважно, — Никлис отвернулся и вытащил из обломков ножку от стула. – Ты думаешь Ната будет здесь?

— Она… здесь, — произнёс Арольн, и взгляд его слегка затуманился.

— Ты нужен мне здесь и сейчас! – не выдержал Никлис. – Возьми себя в руки!

Арольн повернулся к нему, отчаянно глотая воздух. Никлис схватил его за плечи и встряхнул.

— Где именно? – он смотрел Арольну в глаза пронзительно и внимательно. – Покажи!

— Там, — Арольн указал дрожащей рукой на соседнюю гору обломков. – Внизу…

Никлис потянул его за собой к указанной куче, и они вместе принялись разгребать завал. Нерольн, Велэй и Дина вскоре присоединились к ним, а Обифримол и Ника ходили вокруг и помогали как могли. Под грудой кирпичей и штукатурки не нашлось ничего, кроме разломанной мебели и посуды.

— Ты уверен, что здесь? – осведомился Никлис, снова поймав мечущийся взгляд Арольна.

— Да, глубже, — Арольн ногой смёл пыль с пола, отодрал от него потерявший цвет коврик и указал на доски. – Здесь погреб.

Нерольн помог им расчистить клочок земли, где виднелись очертания люка, и они подняли осевшую крышку. В густой черноте подвала не было слышно ничего живого. Никлис постучал по полу рядом с дырой и сказал:

— Всё может обвалиться в любой момент. Там есть лестница, Арольн?

— Возможно, — Арольн попытался заглянуть внутрь. – Там не очень высоко…

— Тогда поможете мне потом вылезти, — Никлис сел на край дыры и свесил вниз ноги.

— Мастер Никлис! – окликнул его Велэй. – Может, мне лучше спуститься?.. Я меньше, если там действительно так тесно…

— Если Эннаталь там и, если она ранена, ты сможешь вытащить её оттуда? Она не меньше меня ростом, насколько я помню, — заметил Никлис серьёзно.

— А-а… не знаю, — засомневался Велэй, испуганно глядя в дыру.

— Так быстрее будет, — и Никлис спрыгнул в темноту. Его сапоги щёлкнули по каменному полу подвала, потом он позвал:

— Эннаталь! Ната!

Ответом была влажная холодная тишина. Все оставшиеся наверху замерли, прислушиваясь к его шагам в темноте подвала. Потом Никлис запнулся за что-то, зазвеневшее по полу, тихо возмутился на это что-то, а потом раздался стон. Арольн взметнулся на ноги и, запинаясь, отскочил от дыры, схватившись руками за голову. Обифримол в изумлении услышал, как Никлис окликнул Эннаталь снова, как заговорил что-то на эльфийском, а потом увидел, как Дина догнала Арольна и уговорила вернуться обратно к подвалу. После нескольких долгих минут шума и возни, Никлис появился из темноты, его веснушчатое лицо засветилось на расстоянии вытянутой руки под краем пола.

— Мне нужен лом, — сказал он устало. – Или просто хорошая палка.

— Тебе помочь? – предложил Нерольн, склонившись над подвалом.

— Давай, только принеси палку, — согласился Никлис, и Нерольн принялся за работу. Он отыскал обломок швабры и тоже спустился в густую темноту. Через несколько минут они вернулись, Нерольн подсадил Никлиса, и тот выбрался обратно на свет, ещё больше перепачканный чем прежде. Потом он уселся поудобней, и Нерольн передал ему снизу обмякшее тело бесчувственной Эннаталь. Очень осторожно, применяя все силы их маленькой команды, Эннаталь вынесли из подвала и устроили на обломках. Арольн, оцепеневший и обезумевший, стоял над ней, беспомощно опустив руки. Нерольн, которого Никлис вытащил вслед за Эннаталь из темноты, упёр руки в бока и смотрел то на брата, то на его жену с выражением полного замешательства. Дина и Ника осмотрели Эннаталь, и быстро вынесли вердикт:

 — Она ранена в бок, вот здесь, куском дерева, уже потеряла довольно много крови. Нам надо доставить её в госпиталь как можно скорее.

Дина помедлила, посмотрела на сосредоточенное лицо Никлиса, словно решалась на что-то, а потом добавила:

— И… роды уже начались, похоже.

Никлис вышел из задумчивости и тихо вздохнул, поджав губы в ответ на вопросительно приподнятые брови жены.

— Арольн? — он обернулся к своему другу.

Арольн опустился на колени и приподнял голову бесчувственной Эннаталь, приглаживая её растрепавшиеся каштановые кудри.

— Ната… — прошептал он и взял её за руку. – Ната?.. Ната! Пожалуйста… Я не могу без тебя…

Эннаталь не подавала признаков жизни, только время от времени тело её конвульсивно подёргивалось.

— Ната… — Арольн опустил её голову обратно на обломки. Она была в длинном буром суконном платье и перепачканной козьей шали, окутывавшей её плечи. Арольн накрыл её руку шалью, потом встал, не сводя глаз с её прозрачного от бледности лица. Блёклые губы приоткрылись на вздохе, ресницы затрепетали, но Эннаталь не очнулась до конца. Арольн дрожал мелкой дрожью, его руки сжались в кулаки.

— Арольн, ты сможешь помочь? – спросил Никлис, наблюдая за ним.

Арольн сделал шаг назад, дрожь стала сильнее, на его лице отразилась боль. Никлис устало закрыл глаза. С тихим шелестом, разрывая ткань табарды, белоснежные крылья Арольна развернулись и опустились в пепел и пыль, и перья затрепетали под порывами ветра. Все в изумлении смотрели на него. Оперение сияло в надвигающихся сумерках, окружённое чёрным от сажи пейзажем.

— Я уже ничем не могу помочь… — выдохнул Арольн, всё продолжая дрожать. – Ничем…

— Ты можешь, Арольн! Ты нам нужен! Подойди сюда! – воскликнула Дина в отчаянии. Никлис молча смотрел на эту сцену, его губы сжались в тонкую полоску и кончики ушей слегка подёргивались

— Ничего… не осталось… — Арольн поднял взгляд к низким тёмным облакам.

— Стоять! – крикнул Нерольн и бросился к нему. Схватив брата за плечи, он развернул его и прижал к себе спиной, не давая ему взмахнуть крыльями. – Ты никуда не полетишь!

— Она умирает! – вскрикнул Арольн фальцетом. – Умирает!

— Ты обязан остаться и помочь ей! Она может ещё не умрёт! – Нерольн отчаянно удерживал его извивающееся тело в своих объятьях.

— Отпусти меня! – Арольн укусил его за запястье, и Нерольн отдёрнул руку.

— Зараза! – выругался он. Арольн изогнулся и пнул его пяткой в колено. Нерольн зашипел и выпустил его.

— Она умирает, и, если в этом мире есть справедливость, Голтэ Эверэ, спаси её! – закричал Арольн в небо, запрокинув серую от пепла голову. – Спаси её! Но я знаю, ты не спасёшь! Я знаю, что я кричу это всё пустому небу! Я знаю, что, если она умрёт, я сойду с ума! Голтэ Эверэ, за что ты меня так?!

— Арольн, сейчас не время думать о себе! – воскликнул Никлис, и его сжавшиеся пальцев побелели. – Мы должны сделать всё возможное, чтобы спасти Эннаталь! Вернись сюда!

Арольн бросил на него остервенелый взгляд.

— Ты! – он сделал два быстрых шага и ткнул Никлиса пальцем в грудь. – Ты, рыжий щенок, возомнивший себя героем! Что ты можешь сделать, а? Что ты можешь сделать?! НИЧЕГО!

Дина схватилась за рукоять меча, но Арольн не предпринял ничего большего. Никлис стоял перед ним широко расставив ноги, в его глазах сверкала ярость.

— Проваливай, — произнёс он очень тихо. – Убирайся отсюда.

— Что? – Арольн уставился на него, безумие на миг померкло в его глазах.

— Пошёл прочь! – огрызнулся Никлис. – Если вместо того, чтобы помочь твоей жене ты будешь ходить тут и обзывать нас всех, убирайся прочь! А мы сделаем всё, что в наших силах!

Арольн отступил на шаг.

— Вон! – Никлис взмахнул рукой, и Арольн отшатнулся.

— Ты просто даёшь людям эту дурацкую надежду, что в мире всё может быть хорошо! – воскликнул он, указывая на своего рыжего друга трясущейся рукой. – А надежда – это глупая вера в добро! Мир слишком мрачен, чтобы в нём была надежда!..

— Можешь в это верить, мы верим иначе! – ответил Никлис.

— Глупо! – вскрикнул Арольн, отступая. – Очень глупо!

И он, повернувшись, побежал по обломкам, через площадь Аптекарей, а потом взмахнул крыльями и взмыл в темнеющее небо. Через несколько мгновений его силуэт скрылся в дыму над городом. Над руинами повисла тишина, прерываемая лишь стоном ветра.

— Я помогу, — тихо и хрипло произнёс Никлис, не сводя глаз с бурого неба. – Я сделаю всё, что в моих силах!

Он оглянулся и посмотрел на беспомощное тело Эннаталь.

— Я пойду с тобой! – воскликнула Дина. – Тебе понадобится помощь, особенно если… если ты не успеешь добраться до госпиталя вовремя.

— Динка… — Никлис резко развернулся к ней.

— Не злись… — тихо сказала Дина, пристально глядя на него. Никлис зажмурился, низко опустил голову и губы его оттянулись в болезненном оскале.

— Я не злюсь! – крикнул он, ни к кому особенно не обращаюсь. – Я не злюсь…

Дина подошла к нему, убрала меч в ножны и положила свои маленькие круглые ладошки по сторонам его лица. Она приподняла его голову и повернула лицом к себе. Никлис шумно дышал, не раскрывая глаз.

 — Помоги ей, — Дина погладила его щёку. – А я позабочусь о детях.

Никлис раскрыл глаза, блестящие как звёзды, и долго смотрел в глаза своей жены.

— Спасибо, — сказал он, наконец. – Спасибо…

Дина крепко обняла его, прижалась головой к его часто вздымающейся груди.

— Мы справимся, — Никлис вздохнул. – Всё будет хорошо.

— Да, — Дина подняла голову. – Но надо действовать.

Никлис кивнул и наклонился над распростёртой на земле Эннаталь. Он осторожно подхватил её плечи, потом колени и поднял её на руки.

— Будь осторожен! – Дина оправила шаль Эннаталь.

— Я буду, — Никлис кивнул, уверенно посмотрел ей в лицо и, повернувшись, зашагал прочь.

Его фигура скрылась в сумерках переулка, и с неба посыпал мелкий колючий снег, вперемешку с пеплом. Обифримол и Ника прижались друг к дружке и ждали команд от своих старших друзей.

— Я всё-таки редкостный дурак, — сказал вдруг Нерольн, обняв себя руками. Дина удивлённо посмотрела на него.

— Я не верил, что это может случиться. Я не давал себе поверить, конечно… конечно, не зря же он уехал сюда, в Эльвий, подальше от нас, вместе с Эннаталь. Конечно!… А я не мог даже представить. Что ты об этом всём знаешь? Они хотя бы женаты?..

— Я не имею права ничего говорить, прости пожалуйста, — сказала Дина виновато. – Эта тайна между Арольном, Эннаталь и Никлисом.

— А Никлис тут при чём? – сердито поинтересовался Нерольн. – Я думал все кроме меня знают об этом! Даже Оби!

— Никлис… пусть он сам тебе всё расскажет, когда вернётся, — заметила Дина. – Если сочтёт это нужным. Возможно, тебе придётся ждать возвращения Арольна…

— Его возвращения можно и не ждать, — мрачно изрёк Нерольн. – Навряд ли мы увидим его ещё хоть раз живым.

— Что ты несёшь?! – возмутилась Дина. – Полетает и вернётся!

— И я даже не могу полететь следом!.. Наши крылья открываются не по нашей воле, потому что в нашей семье есть примесь бескрылой крови. Видимо, Арольн запаниковал достаточно сильно, чтобы эти крылья пришли на помощь… А у меня в принципе слишком мало эмоций, чтобы у меня могли открыться крылья! – Нерольн взмахнул руками в жесте полного разочарования жизнью. – Пошли домой!

— Арольн найдёт нас? – осведомилась Дина.

— Найдёт, если останется жив, — отозвался Нерольн и схватил Обифримола за лапку. – Идём!
Дина оглянулась на тёмный переулок, потом посмотрела в медленно темнеющее небо и, вздохнув, последовала за ними вниз с развалин. Обифримол не выпускал лапку Ники, пока спешил вслед за Нерольном, едва поспевая переставлять ноги.

* * *

Башня как всегда пахла влагой, камнем и камином. В коридоре у стены стоял арбалет Нерольна и колчан стрел, на вешалке висел плащ и выходной камзол, и Обифримол почувствовал себя чуточку спокойнее, когда знакомая атмосфера квартиры окутала его с ног до головы. Они скинули обувь и грязную одежду, Дина достала из корзинки тихонько хнычущего Линки, а Нерольн тем временем пытался быстренько прибраться и растопить камин. Велэй отправился на поиски своей матери, расставшись с ними ещё на площади Аптекарей, и в их команде стало заметно тише. Обифримол мгновенно забрался на диван и свернулся в тугой калачик, наблюдая как Нерольн дрожащими руками пытается зажечь спичку.

— Оби, снимай с себя всю эту грязь, я завтра постираю, — сказала Дина, войдя в гостиную. – И Ника тоже.

Они молча принялись раздеваться. Оставшись в одной нижней рубашке и трусах, Обифримол стащил со спинки дивана клетчатый плед и завернулся в него по уши. Ника недовольно посмотрела на него и ушла переодеваться в уборную. Нерольн, наконец, разжёг камин и встал, выжидательно поглядывая на Дину.

— Можно мне какую-нибудь подушку? – спросила она, подняв на него взгляд. – Линки спать уложу.

— Да, вот, — Нерольн указал на кресло, и Дина забрала оттуда подушку. Вскоре Линки был уже завёрнут в одеяльце и крепко спал возле камина.

— Что теперь делать? – спросил Нерольн так, словно вовсе потерял смысл своего существования.

— Нам надо поесть, — сказала Дина серьёзно. – Все до ужаса унылые, все очень устали.

— У меня есть картошка… крупа какая-то по-моему оставалась, — Нерольн достал с полки над плитой коробку и поставил её на стол.

— Сейчас что-нибудь придумаю, — Дина присоединилась к поискам и вскоре они нашли две банки тушёнки, которую Нерольну выдавали в полку и мешок гречи. Вместе они поставили гречу вариться, а потом Дина велела Обифримолу и Нике как следует умыться и привести себя в порядок. После некоторых споров и шипения на горячую воду, воплей по поводу мыла в глазах и выговора от Дины, юные фольены были вымыты и возвращены в гостиную, на тёплый диван. К тому времени каша сварилась, Нерольн смешал её с тушёнкой, и все устроились перед камином, молча поедая ужин.

Через несколько минут Нерольн встал, подошёл к окну и приотворил одну из ставень, чтобы выглянуть на поле перед крепостью.

— Что там происходит? – поинтересовалась Дина.

— Костры… лагерь весь разнесли, похоже, жгут трупы, — сказал Нерольн мрачно.

— Мда…

— Дваах умер, — произнёс Обифримол тихо.

— Что, правда?! – изумилась Ника, уставившись на него.

— Откуда ты знаешь? – осведомился Нерольн, отвернувшись от окна.

— Никлис сказал…

— Когда ты нашёл его? – подсказала Дина.

— Да… Когда я нашёл его, он сказал, что… убил Двааха, — прошептал Обифримол в отчаянии.

— Ну, Никлис!.. – Нерольн покачал головой. – Видимо, его роду суждено решать судьбы великих мира сего!

Дина молча смотрела в камин.

— Ты видел это? – спросила она после некоторого молчания.

— Нет… — Обифримол всхлипнул. – Нет, он потом мне сказал… Его убить хотели, он защищался, он убил Два-аха, ч-тобы… ч-чтобы мы все жили… Он так сказал…

— Оби, то, что случилось, уже случилось, и делать теперь нечего. Может быть, если бы он этого не сделал, мы действительно пострадали бы, — сказала Дина серьёзно. – Что ты плачешь?

— Мне страшно… — Обифримол закрыл мордочку лапками. – Н-никлиса чуть не убили… Я видел!.. Я не хочу больше войны! Не хочу, чтобы все умирали!.. Все должны жить!.. Жить в мире!… Весь мир в мире!..

Дина молча встала, оставила тарелку у камина, села рядом с мальчиком и заключила в своих тёплых объятиях.

— Я тоже хочу, Оби, — сказала она, прижав его к себе. Обифримол уткнулся мордочкой в её плечо и заплакал навзрыд.

— Арольн ведь вернётся?.. – тихо спросила Ника, глядя на них мокрыми глазами.

— Вернётся, — сказала Дина безнадёжно. – Должен вернуться…

Обифримол поднял голову и посмотрел в её усталое грустное лицо. Дина плакала, глядя в огонь, её незабудковые глаза сияли сквозь слёзы.

— Когда-нибудь в мире будет мир, — сказала она. – Тогда, когда исчезнет грех, когда восторжествует Справедливость, когда в небе засияет новая Звезда, когда мы восстанем вновь, в новом обличии, когда не будет больше зла. Я знаю, что это случится, не знаю только когда. В один прекрасный день мир будет другим, мир будет счастливым. Хекерэ будет втоптан в грязь. Смерть уже пала под ударом белого клинка, она была побеждена, но мы всё ещё ждём дня празднества этой победы, ждём, когда в мир придёт мир…

Обифримол удивлённо посмотрел на неё, а потом прижался к ней поплотнее и закрыл глаза. Смерть была побеждена… После гибели Двааха битва действительно рассыпалась, Отрешённые потеряли руководителя, и всё сразу пошло наперекосяк. Обифримол слышал биение сердца Дины, и её объятья успокоили его. Голтэ Эверэ забрала смерть, подарив им возможность жить вечно, подарив вечность, наполненную миром.

День проносился перед его закрытыми глазами жутким потоком событий и эмоций, он помнил дым над городом и как облака плыли над самыми их головами в горах, как они бежали по городу и как дрались с Отрешёнными, как Никлис поцеловал Дину посреди горящей улицы… Как потом Дина кормила Линки, сидя в окружении руин и слёз, и каким странно суровым, далёким и величественным было её утомлённое лицо. Она была женщиной на войне, она существовала в тот миг в нескольких веках сразу, выполняя свой исторический долг. В её лице отражались лица всех матерей, сестёр и жён, кормивших своих детей на поле боя и ожидавших возвращения родных с войны. Обифримол навсегда запомнил то чувство серьёзного спокойствия и достоинства, что исходило от фигурки Дины, сидевшей среди развалин и пепла. Потом произошло красно-коричневое месиво боя на поле и поиски Никлиса, потом бледное лицо Эннаталь и множество чувств, такое множество… Обифримол плотнее зажмурил глаза, до тех пор, пока в темноте не появились разноцветные круги и пятна, калейдоскоп сияния, затмивший мысли, а потом медленно тепло сна захватило мальчика в свои чертоги.

* * *

Никлис спешил по улицам настолько быстро, насколько позволяла безвольно повисшая у него на руках Эннаталь. Госпиталь находился в самый возвышенной части города, и все переулки казались несколько накренёнными. Никлис внимательно прислушивался к сердцебиению Эннаталь. Его ладонь легла под её руку, прижимаясь к рёбрам и позволяя ему постоянно чувствовать её пульс. Долгое время сердце её билось медленно, слишком медленно, пока они не свернули на очередную улицу. Тут Эннаталь вдруг вздрогнула всем телом, напряглась и открыла глаза. Сердце её рванулось и забилось так скоро, что Никлис встревоженно взглянул на неё. Эннаталь высвободила руку и, испуганно моргая, обхватила его за шею, а другую ладонь прижала к пострадавшему боку.

— Где мы?.. – выдохнула она, дрожа.

— Если честно, не знаю, но мы идём в направлении госпиталя, — сказал Никлис, натянув на лицо улыбку.

— Никлис?! – она подняла голову. – Что ты делаешь в Эльвие?..

— Спасаю тебя, — усмехнулся Никлис и вскинул её поудобнее. – Держись, не далеко осталось.

— О, Голтэ Эверэ, где Арольн? Ты не знаешь?..

— Нет, — Никлис мгновенно перестал улыбаться, но понял, что сейчас не время говорить ей всю правду. – Он цел и невредим, это я знаю.

— Какой кошмар… — всхлипнула Эннаталь. – Я ведь ранена, да?..

— Да, но не очень сильно, тебе в бок воткнулась щепа от доски, ты была засыпана в подвале, мы еле нашли тебя, — сказал Никлис. – Дина шарфом пока перевязала.

— О какой кошмар… Никлис, мне не дотянуть до госпиталя… Роды начались несколько часов назад, но я была в подвале, они обстреливали площадь, я не могла уйти, пришлось ждать… а потом рухнул потолок и… дальше я не помню… Сколько я была под завалом?… – прошептала Эннаталь, отчаянно вцепляясь в его плечо.

— Не знаю, до госпиталя ещё минут пятнадцать…

— Голтэ Эверэ, неужели мой ребёнок будет рождён на улице?.. – Эннаталь всхлипнула вновь, и Никлис в отчаянии огляделся. Мысль о том, что ему придётся принять роды на улице радовала его не больше, чем Эннаталь, но вариантов было мало. Эннаталь заплакала, дрожа и вцепляясь в его одежду так, словно руки её стали железными когтями.

Никлис увидел на другой стороне улице ряд домов, не пострадавших от пожара, заметил, что в окнах некоторых из них горит свет, и заспешил в том направлении. Он не знал в этом городе совершенно никого, не знал даже точно, где находится, но интуиция подсказала ему найти тепло, найти убежище. Он поднялся по ступенькам на крыльцо одного из домов и осторожно постучал. Из-за низкой дубовой двери донеслись голоса, потом детский визг, потом за прикрытыми ставнями кто-то дёрнул штору на окне и, наконец, засов щёлкнул. В голове Никлиса пронеслась мысль облегчения, поскольку в доме с детьми шансов найти помощь было больше. Дверь отворилась на щёлку, свет фонаря ударил Никлиса в лицо, и он заморгал.

— Чего надо? – спросил глубокий мужской голос с сильным акцентом.

— Помогите, — произнёс Никлис отчаянно. – Пожалуйста…

Снег продолжал сыпать с неба, путаясь в волосах и залетая за воротник. Дверь открылась шире, фонарь подняли, и Никлис увидел перед собой высокую темнокожую фигуру в простой синей рубахе и с заряженным арбалетом в руке.

— Эльфы? – удивился хозяин дома, и предохранитель его арбалета щёлкнул, обезопасив оружие.

— Да, мы оба Орлиндцы, — выдал Никлис. – Ей очень нужна помощь…

Хозяин отвернулся, посмотрел куда-то вглубь дома и крикнул что-то на языке, который Никлис мгновенно охарактеризовал как заморский – язык, который был родственным с орлиндским, но отличавшийся достаточно, чтобы носители этих языков в диалоге поняли бы немного. Послышались шаги и возле хозяина возникла женщина несколько ниже его ростом, сжимавшая в руках кухонное полотенце. Она была в длинном пепельном платье, и волосы её, собранные в пышную чёрную косу, были перекинуты через плечо. Она изумлённо посмотрела на пришельцев, потом на мужа, и хозяин произнёс:

— Ты можешь помочь?

— Конечно! – она оттолкнула его в сторону, схватила Никлиса за локоть и втащила в тесный коридор. – Конечно! В такую ночь нельзя отказывать в помощи, тем более собственным собратьям! Харнэльф, уведи детей, пусть ложатся спать!

Хозяин молча повиновался, а Никлис последовал за женщиной в комнату, напоминавшую маленькую гостиную с двумя креслами, камином и узкой лавкой у стены под окном.

— Положите её вот тут и снимайте обувь! – приказала хозяйка, кивнув на лавку.

Никлис осторожно устроил всхлипывающую Эннаталь на лавке, проверил её рану, обнаружил, что кровь никак не останавливается и растеряно вздохнул. Хозяйка тем временем вернулась, неся в руках стакан воды и корзинку с бинтами и склянками.

— Снимайте обувь, я вам говорю! – воскликнула она, оттолкнув Никлиса в сторону. – Я тут разберусь!

Никлис покорно отошёл к двери, стянул с ног облепленные грязью сапоги и скинул плащ. Дом был хорошо натоплен, поэтому он быстро расстегнул ремень, поставил меч у стены и стянул с себя кольчугу, кожаную рубаху и мундир. Оставшись в длинной измятой рубахе с таким же воротом на сторону, как и у мундира, он вернулся к лавке и встревоженно посмотрел на Эннаталь.

— Как тебя зовут? – спросила хозяйка, подняв на него взгляд больших и продолговатых синих глаз.

— Никлис, — тихо сказал Никлис.

— Я Лаэнта, а он – мой муж, Харнэльф, — произнесла хозяйка, наскоро бинтуя рану Эннаталь. – А как тебя зовут, красавица?

Эннаталь тихо всхлипнула в ответ.

— Эннаталь, — сказал Никлис после минутного молчания.

— Хорошо. Давно роды начались?

— Она сказала, что несколько часов назад.

— Хорошо. Брысь отсюда пока, иди вон туда, на кухню! — велела Лаэнта, указав куда-то в глубь дома. – Если ты будешь нужен, я позову.

Никлис кивнул и послушно прошёл в низкую тёмную кухню, где Харнэльф растапливал плиту. Он неуверенно остановился в дверях, и хозяин оглянулся.

— Садитесь, чувствуйте себя как дома, — сказал он. Никлис отодвинул простой деревянный стул от обеденного стола и сел, медленно осознавая, где он и что с ним произошло.

— Вы… из Заморья? – спросил он осторожно. Харнэльф выпрямился и задумчиво кивнул.

— Да, из Трота, — сказал он и достал с полки пару глиняных кружек. – Мой отец был человеком.

«Это объясняет, почему уши у вас короче обычного и ростом вы не такие внушительные, как большинство заморцев,» — подумал Никлис, разглядывая его плечистую фигуру. Он хорошо знал заморских эльфов и даже прожил часть своей жизни в Заморье, и потому внешность Харнэльфа показалась ему необычной. Прежде чем Никлис успел сообразить, что происходит, Харнэльф поставил на стол кружку с дымящимся чаем и тарелку тонкого сахарного печенья.

— Угощайтесь, ночь сегодня холодная… вы в бою участвовали? – спросил Харнэльф, пододвигая к нему чашку. Никлис кивнул в знак уважения и принял чашку.

— Да, — он посмотрел на свои чёрные от крови и грязи руки. – Могу я попросить у вас полотенце?..

— Да, конечно, умывальник вот тут, — заморец подал ему одно из кухонных полотенец и мыло, и Никлис предпринял героическую попытку отскоблить от своих ладоней грязь. Полностью отмыть их не удалось, но руки его стали выглядеть куда приличнее.

Вернувшись на своё место, Никлис с тоской посмотрел на предложенное печенье. Есть хотелось снова как-то перекошено. Уже в который раз за день ему казалось, что его желудок связался в узел. Вздохнув, Никлис решил, что простое сахарное печенье не сможет ему повредить и обмакнул его в дымящийся чай. Чай был сладкий. Отвратительно сладкий. Зажмурившись, Никлис сделал глоток и посидел немного, уговаривая самого себя не паниковать и не думать о всех последствиях того прошлого глотка чая. Почти минуту он просто дышал, потом сделал несколько глубоких вздохов, утихомиривая колотящееся сердце, убедился, что дыхание его нисколько не изменилось и снова взглянул на печенье в дрожащей руке.

— С вами всё в порядке? – осведомился заморец, поглядывая на своего гостя так, словно тот вдруг превратился в летучую мышь.

— Да, спасибо… — отозвался Никлис тихо, но к чаю больше не смог притронуться.

— Держите, — произнёс Харнэльф, поднявшись и наполнив большую кружку водой из кувшина.

— Спасибо, — Никлис принял чашку и жадно припал к ней. Заморец наблюдал за ним со странным вниманием, потом снова сел на своё место.

— Я серый как льняная холстина, да? – осведомился Никлис услужливо.

— Вы бледны, — вежливо согласился Харнэльф.

— У меня странные отношения с чаем, — пояснил Никлис, пытаясь улыбаться как можно более дружелюбно. – Я вообще люблю чай, очень даже, просто… после последнего моего чая я провалялся в судорогах почти полчаса…

— А-а, — понятливо протянул Харнэльф. – Не виню вас. Хотите ещё воды?

— Если вас не затруднит, — Никлис протянул ему пустую чашку. Заморец наполнил её водой, посмотрел, как Никлис выпил половину, потом поставил кувшин обратно на кухонный стол.

На некоторое время в комнате повисла тишина, только голос Лаэнты и тихие всхлипы Эннаталь доносились из-за стены. Никлис скрестил руки на груди и молча смотрел на кончики своих белых носков. Объяснить происходящее было сложно, и Никлис предпочёл ничего не говорить. Харнэльф уселся напротив него, правильно поняв его позу, и налил чая самому себе. Никлис закрыл глаза. Сердце колотилось часто-часто, словно птица в клетке, и каждая мышца, от кончиков пальцев до позвоночника едва приметно пульсировала, напоминая о том, насколько длинным был этот прожитый день. Никлис сделал несколько глубоких вздохов, и понемногу сердце его начало успокаиваться.

«Это стресс,» думал эльф, ощущая ступнями пол и тем самым заземляя свой мечущийся разум: «Надо воды и чуть-чуть отдыха. Кровопотеря не должна быть большой, только лоб и руки, это не так много крови. Может ещё действуют остатки яда…» Мысли взметнулись от очередного всхлипа Эннаталь, а потом вдруг начали меркнуть. Никлис дышал теперь ровно, и тело его медленно начало расслабляться. Разум заволокла темнота, и голоса отдалились, пока не исчезли вовсе.

Кто-то нерешительно потряс Никлиса за плечо, и он, вздрогнув, выпрямился и заморгал.

— Дарэ, тар?.. Ой, — Никлис уставился во встревоженное лицо стоявшего перед ним Харнэльфа.

— Простите, я только заморский диалект знаю… — произнёс тот виновато. – Но ваша помощь нужна, пройдёмте.

— Это вы меня простите, — отозвался Никлис, вставая. – Я так устал, что мой мозг сам начал решать, на каком языке мне говорить.

Он улыбнулся, и заморец вернул себе немного спокойствия.

— Понимаю, — он тоже улыбнулся. – Я немного понимаю орлиндский эльфийский, но только в общих чертах.

— Я так же с заморским, — Никлис кивнул и, войдя в гостиную, остановился перед лавкой, где положили Эннаталь. Эльфийка очнулась, но слёзы продолжали катиться по её мягкому бледному лицу. Никлис осторожно сел на лавку в её изголовье и взял её за руку. Ладонь Эннаталь была холодной и липкой и сжалась на его пальцах мёртвой хваткой. Никлис считал своим долгом понять, как долго она сможет продержаться и в каком состоянии находится её тело, а потому он закрыл глаза и весь обратился в чувство. Боль, окутавшая его с ног до головы, поразила его, но он не подал вида, только скулы его напряглись. Боль эта казалась непреодолимой и безудержной, и Никлис сделал ментальный шаг назад. Отсюда он рассмотрел мечущийся на грани беспамятства разум Эннаталь. Боль держала её в своих тисках, не позволяя ей сориентироваться в пространстве. Её рука отчаянно сжимала ладонь Никлиса, словно он стал для эльфийки единственной опорой в её обезумевшем мире.

Никлис медленно высвободил руку и опустил её ладошку на лавку. Он задумался. Его собственная боль, хоть и была неприятной, казалась ему куда более обузданной. Обифримол не зря переживал за тот удар обломком меча, Никлис был почти уверен, что у него теперь было сломано ребро, может быть, не полностью, но треск стоял впечатляющий. Медленно он собрал воедино все ноющие мышцы, всю боль из пострадавшего бока и рассечённой брови, всю свою усталость и отчаяние и затолкнул их в тёмный дальний угол своего сознания. Там, взаперти, без света и без пищи, боль не могла ему помешать. Раскрыв глаза, Никлис внимательно посмотрел на Лаэнту, наблюдавшую за ним всё это время.

— Кем она тебе приходится? – спросила она серьёзно.

— Она моя подруга, — ответил Никлис, не задумываясь. Лаэнта пронзила его многозначительным взглядом, потом погладила Эннаталь по конвульсивно сжимающейся руке.

— Очень хорошо, — процедила она, и Никлис осознал свою ошибку.

— Она, правда, моя подруга, мой друг – отец её ребёнка, он просто не смог помочь, поэтому я тут, — произнёс он быстро.

— Хорошо, — сдалась Лаэнта. – Пока она в сознании, я хотела, чтобы ты был тут. Я не очень её понимаю, она иногда говорит на Орлиндском языке, а я его не знаю.

Никлис кивнул, потом положил ладонь на лоб Эннаталь, закрыл глаза, и позволил ей сделать отчаянный глоток живительной силы, силы, что подпитывала его самого, силы, которая могла спасти её. Он не мог отдать теперь много, долгая дорога и усталость внесли свою лепту, и Никлис с горечью осознал, насколько слаб он был этим вечером. Нужно было хотя бы поесть на прошлом перевале… Эннаталь, однако, успокоилась, перестала плакать и открыла глаза.

— Никлис?.. Где мы?.. – прошептала она, виновато щурясь.

— Нам помогут, — сказал Никлис. – Мы в безопасности.

— Спасибо… О, Голтэ Эверэ, спасибо… — Эннаталь протянула дрожащую руку, и Никлис позволил ей схватиться за свои пальцы. – Спасибо…

— Ты справишься, — сказал он и сжал её ладонь. – Всё будет хорошо.

Эннаталь кивнула, медленно проваливаясь обратно в беспамятство.

— Вы умеете делиться силами? – спросила Лаэнта осторожно.

— Да, — Никлис кивнул. – Я сделаю всё возможное, чтобы помочь ей и вам.

— Очень хорошо, — Лаэнта встала и отправилась на кухню.

* * *

В доме заморцев мебели и украшений было мало. Камин был обмазан глиной и оттого казался очень гладким, на полке над ним стояло лишь несколько зажжённых свечей. На простых пустых креслах не было ни пледа, ни подушек. Единственным разнообразием комнаты была небольшая полка с книгами на незнакомом языке, да на полу лежал просторный ковёр-циновка, сплетённый из сменяющих друг друга бежевых и коричневых стеблей. Пол был простой, деревянный, сквозь его щели просачивался прохладный воздух из погреба. Харнэльф растопил камин и зажёг все свечи в доме, но завывающий ветер за окном и стучащие в стекло твёрдые снежинки не давали забыть о лютой октябрьской погоде. На стене у дверей висели резные часы с кукушкой, большие и старые, самые замысловатые из всего, что находилось в этой комнате. Их стрелки медленно ползли, и тиканье отдавалось в ушах в те мгновения, когда в доме становилось тихо.

Давно пробило полночь. Никлис смотрел на часы и думал, что завтра настанет ноябрь, тоскливый, холодный ноябрь. Много лет назад, десятого ноября, родился его брат. Стояла такая же суровая ночь, и от вьюги дребезжало стекло в тёмной комнате на чердаке. Никлис помнил эту ночь так отчётливо, что ему казалось, он вновь может рассмотреть каждый клочок паутины, каждый чехол на старой мебели, каждый гвоздик на доисторических сундуках с громадными замками, что наполняли густую темноту чердака. Чердак в доме его родителей всегда завораживал его, там никогда не было скучно. На полках и в коробках хранилось непостижимое количество забытых вещей, убранных до поры. Здесь были толстые книги, написанные от руки, были карты и чертежи, на полке под самым потолком хранилась целая кипа пыльных мечей, запрятанных в потемневшие ножны.

В ту ночь, десятого ноября, однако, он сидел неподвижно, обняв колени руками и пригнув голову, сидел и дрожал, не рискуя спуститься вниз, в дом, где царил хаос, чтобы взять хотя бы плед. На чердаке всегда было холодно, особенно в такую погоду, но покинуть его означало снова попасть в водоворот паники, боли и радости. На чердаке пахло пылью, пахло прошлым и неизменным, устрой жизни не рушился здесь, что бы ни происходило внизу, в комнатах дома. Вещей здесь было так много, что можно было сидеть хоть целый день и рассматривать всё, что только попадётся на глаза. Никлис просидел так несколько часов, он не помнил сколько. Тогда ему было лишь семь лет и время текло иначе. Но, наконец, когда за окном стало совсем темно и вьюга усилилась, младшая сестра Никлиса Фильнара подняла крышку люка, просунула свою рыжую курчавую голову в отверстие и сказала, что мама с папой просят, чтобы они все пришли вниз.

Никлис хотел было спросить, родился ли их брат, но не смог найти слов и лишь молча повиновался. В доме всё ещё горели все свечи и фонари, пахло влагой и болью. Этот запах был причиной того, почему он ранее сбежал на чердак – слишком много боли было в мире. Он видел не многое, но он видел боль, видел страдание мамы и не смог этого вынести. Он вошёл теперь в натопленную, почти жаркую гостиную, с низко склонённой головой. Он смотрел на свои шерстяные носки, на узор ковра, на резную ножку кресла и боялся поднять глаза. Он помнил, как все говорили, как Фильнара восторженно спрашивала что-то, как Мариэль, их старшая сестра, вошла в гостиную с подносом, где теснились чашки с горячим чаем, а потом мама позвала его, и Никлис посмотрел на неё. Её лицо, её радостное, усталое лицо с блестящими заплаканными глазами навсегда отпечаталось в его памяти.

Она протянула ему брата, завёрнутого в тонкую белую пелёнку, и осторожно устроила малыша в тонких детских руках. Младенец был маленьким и совсем не тяжёлым, со сморщенным розовым личиком и оттопыренными заострёнными ушами. «Вы с ним похожи будете,» — сказала тогда мама, когда Никлис вопросительно посмотрел на неё. Он очень хорошо запомнил тот месяц, что его брат прожил в их семье. Каждый день остался в памяти свежим, как не засохшие чернила, а за этим месяцем лежала пропасть: чёрная пропасть памяти, пропасть страшного грозного декабря. Никлис поклялся себе тогда, что сделает всё возможное чтобы его дети не рождались осенью. Зима слишком суровое время для младенца.

Отец научил его тогда использовать свои силы во благо других, показал, как ими можно делиться. Никлис узнал о том, что он в последствии называл «жизненной батарейкой», о запасе жизненной энергии, что существует внутри каждого живого существа. Энергии его брата хватило лишь на месяц, несмотря на все попытки пополнить его жизненные силы. Никлис до сих пор страшился декабря. Он помнил его мрачным, как колодец, засасывающим в себя. Тогда, перед самым новым годом, за два дня до начала января, поздним вечером он спрыгнул с высокого берега быстрой, никогда не замерзающей реки в нескольких лигах от дома, надеясь, что декабрь сомкнётся над ним вместе с ледяным чёрным потоком. Однако, в тот день чуть ниже по течению, какой-то ничего не подозревающий эльф спустился к реке набрать воды и увидел барахтающегося в стремнине мальчика, отважился войти в поток и вытащить его на берег.

С тех пор прошло много-много лет, в жизнь Никлиса вошла его сестра Линси, родившаяся спустя четыре года после событий того жуткого декабря, потом с ним случилась Дина, длинная жизнь и Линки, родившийся в марте, и вот снова ноябрь и снова боль. Медленно глаза Никлиса сфокусировались на циферблате замысловатых часов в доме заморцев, сквозь звон в ушах пробилось их странное тиканье. Никлис понял, что сидит на краю лавки в изголовье Эннаталь, сцепив руки и упершись локтями в колени и смотрит в пустоту. Каждая его мышца была отчаянно напряжена, и пальцы сжались так крепко, что ногти побелели. Никлис обернулся и посмотрел на Лаэнту, не перестававшую успокаивать Эннаталь и разговаривать с ней. Машинально Никлис разжал занемевшие пальцы, протянул руку и взял ладонь Эннаталь, чтобы проверить уровень её усталости. Тихо, без стона, Эннаталь стиснула его руку так, что захрустели суставы. Раньше Никлис не мог даже представить себе, сколько силы может быть в женской руке, но Дина и теперь Эннаталь несколько изменили его понимание женщин в целом.

Она была утомлена. Сердце колотилось отчаянно, пальцы сжимались почти конвульсивно, и Никлис собрался с духом. Ей нужна была дополнительная энергия, и он отважился позволить ей воспользоваться ею, но теперь он сам был слишком близок к истощению своей жизненной батарейки. Энергия уходила словно бы в никуда. Эннаталь не разжимала пальцев и Никлис сидел, закусив губу, и ждал. Он ничего не мог сделать, чтобы помочь ей теперь, на протяжении вечера он время от времени устанавливал с ней ментальную связь и забирал на себя боль. Она не теряла сознание только благодаря тому, что его тело служило для неё дополнительным источником энергии. Она не понимала, откуда берутся эти силы, и Никлис старался как мог дозировать забираемую энергию. Секунды казались часами. Не выдержав, Никлис попытался разжать её ладонь, но Эннаталь только крепче сцепила пальцы.

Тогда он закрыл глаза. Хаос, царивший в голове, вибрировал в висках. Никлис попытался сосредоточиться на том, чтобы расслабиться и понять, как долго они ещё могут продержаться. Медленно он стал разделять мысли на группы, потом отстранил свой разум от боли в стиснутой руке. Он понял, что Эннаталь находится на самом краю жизни, её силы заканчивались, её ребёнок был пока жив и здоров, и его можно было ещё спасти.

— Осталось совсем чуть-чуть, — произнесла Лаэнта, поглаживая Эннаталь по голове. – Совсем чуть-чуть.

Никлис открыл глаза и взглянул на неё. Женщина смотрела на него с выражением безысходности. Она понимала, что шансов спасти обоих становилось всё меньше и меньше.

— Я дам ей сил, — сказал Никлис, уже не чувствуя сжатой в пальцах Эннаталь ладони. – Рывком, побольше, может, она справится.

— Попробуйте, — хозяйка безнадёжно пожала плечами. – Попытаться можно.

Никлис снова закрыл глаза. Разум Эннаталь тонул в бреду, она едва ли понимала, где находится.

— Ната, — сказал Никлис наполовину вслух, наполовину мысленно. – Ната, послушай меня. Ты справишься, но мы должны работать вместе. Я дам тебе сил, и ты должна использовать их сразу же, ты должна сделать последний рывок, и мы сможем помочь вам обоим. Ты, поняла?

Эннаталь кивнула, по её щекам скатывались слёзы. Никлис положил свободную ладонь поверх её сжатой руки и поймал ритм её быстрого дыхания. Несколько прерывистых вздохов, потом ещё один, и Эннаталь заплакала навзрыд. Собрав все силы в комок, Никлис передал их ей. Шок от такого количества энергии заставил её затихнуть, а потом она вскрикнула, и в ушах зазвенело.

* * *

В чёрном мире сиял комок белоснежного света. Чёрный песок медленно струился под ногами, туман окутывал пространство, обёртываясь длинными струями вокруг твёрдо стоящей на земле фигуры Никлиса, и он смотрел на свет без единой мысли в дребезжащей голове.

— ВРЕМЯ ВЫШЛО, — произнёс голос, напоминавший звон гигантского колокола, что заполнял всё свободное пространство. – ДЛЯ ОДНОГО ИЗ ВАС. ТЫ ПРИШЁЛ СЮДА ВМЕСТЕ С ДРУГОЙ ДУШОЙ, ЗАЧЕМ?

— Я пришёл просить о милости, — ответил Никлис, щурясь. – Я пришёл помочь.

— ТЫ — ПАСТЫРЬ ГОЛТЭ ЭВЕРЭ, НО ТВОЯ ПОМОЩЬ БУДЕТ НУЖНА ПОЗЖЕ, — сказал голос. – ВЕРНИСЬ НАЗАД, СЕЙЧАС ЧАС НАШЕЙ СЛУЖБЫ.

— Оставьте её в живых! – воскликнул Никлис. – Она должна жить!

— ДОЛЖНА ИЛИ НЕ ДОЛЖНА, РЕШАТЬ НЕ ТЕБЕ, — ответил голос. – ЭТО БЫЛО ПРЕДОПРЕДЕЛЕНО ГОЛТЭ ЭВЕРЭ, ВЕРНИСЬ НАЗАД.

— Но я имею право просить! – Никлис зажмурился, свет резал глаза. – Я не отдам вам её! Ни её, ни её сына!

— МЫ ЗНАЕМ. И ТЫ ИМЕЕШЬ ПРАВО ПРОСИТЬ. ТВОЯ ПРОСЬБА УСЛЫШАНА, НО ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ ПЛАНА. ВЕРНИСЬ НАЗАД, И ВЫПОЛНИ СВОЮ РАБОТУ. СЕЙЧАС ТЫ СДЕЛАЛ ВСЁ, ЧТО МОГ.

Никлис попытался вдохнуть, но воздух был слишком плотным. Свет ударил его в лицо, туман завернулся, взметнулся, сжав шею и вскинув его куда-то вверх. Короткий полёт, удар, выбивший из лёгких остатки воздуха, и мрак растаял.