Охранник общежития Орлиндского университета оказался чрезвычайно упрямой, холодной и отрезвляюще безучастной личностью. В своём потёртом тёмно-синем мундире, за низким, но чрезвычайно массивным доисторическим столом, он сидел с выражением неподдельного тысячелетнего снобизма и профессиональной вредности на лице. Он одёргивал, запугивал и гонял студентов и их возлюбленных с тех самых пор, как первый камень университета был заложен несколько тысяч лет назад.

В темницах Орлинда всегда пахло совершенно по-особенному: немного сыростью, немного плесенью, но в основном историей. Если история способна пахнуть, то она издавала именно такой запах. Никлис спустился по полустёртым ступеням в подземелье и прошёл вслед за охранником куда-то вглубь длинных сумрачных коридоров.

Озеро сияло и сверкало, словно гигантское зеркало, озарённое переменчивыми солнечными зайчиками, мелькавшими меж быстро скользивших облаков. Обифримол не сводил глаз с открывшегося ему вида, стоя посреди улицы. Он никогда в жизни не видел такого количества воды сразу. Он бывал на северных озёрах, но они обычно отличались малыми размерами, чрезвычайно чёрной болотной водой и топкими берегами.

Обифримол расположился на ночлег рядом с костром, на циновках. Тильви и Витольд натянули над аргу брезентовый навес, поскольку с неба снова начал сыпать ледяной дожде-снег. Все подобрались поближе к огню, хотя трое осуждённых продолжали держаться на расстоянии от остальных, чтобы никто не возмущался.

Арольн быстро залил костёр водой. Обифримол собрал свои пожитки, и вскоре все снова готовы были отправиться в путь. Они прошли вслед за Никлисом мимо нескольких сосен и оказались вновь недалеко от дороги. Здесь к одному из высоченных деревьев была прикреплена отвесная лестница.

Первым инстинктом Обифримола при столкновении с потенциальной опасностью было застыть так, что его фигурка могла полностью слиться с фоном. В доли секунды он оценивал ситуацию и только потом решал бежать ему или сражаться. Глаз светился в темноте, но это был глаз неразумного существа, глаз животного, и животное это было хищником

Элвей не сбавлял шага до тех пор, пока цветастая фигурка Алэты вовсе не пропала из поля зрения. - Это надо, - произнёс он, наконец, дыша с какими-то негодующими присвистами. – Вцепилась и не отпускает, сумасшедшая! - Ты её не знаешь? – спросил Арольн, поравнявшись с ним. Элвей сбавил шаг и сделал глубокий, свистящий вздох. – С тобой всё в порядке?

Эннаталь поджидала его дома с нетерпением ревнивой, соскучившейся жены. Едва Арольн вошёл в дом и ещё прежде, чем он успел раскрыть рот, чтобы крикнуть вглубь квартиры своё обычное «Ната, я дома!», она вбежала в коридор и протянула к нему руки, чтобы забрать снаряжение и камзол.

Поев, приняв все необходимые лекарства и выпив чашку горячего чая, Нерольн явно вернулся в то состояние страдания, в каком ему не требовалось одеяло до ушей, постель и непрестанная забота. Обифримол и Ника в любом случае не смогли бы обеспечить ему эту заботу, и эльфу пришлось взять себя в руки. Однако, сидеть спокойно он тоже не собирался. Не желая терять ни минуты, он велел обоим фольенам усесться перед ним и рассказать ему всё, что им было известно об их родителях.

Примерив сапог к собственной ноге, Арольн выругался, отбросил его в сторону и принялся отчаянно откидывать камни и обломки. Отыскав среди завала черенок от метлы, Арольн принялся усердно орудовать им, подпирая им мебель. Не в силах наблюдать за этим и видя страх в движениях эльфа, Обифримол велел Нике ждать его, а сам тоже поднялся на баррикаду.